Вестник МГУ. Серия 11. Право. 2024. № 5

В статье излагается позиция о таком проявлении государственного суверенитета в новых правовых и политических реалиях, как национальное право, к которому обращаются в ходе судебной, третейской, иной юрисдикционной деятельности за рубежом. Результаты работ иностранных коллег должны контролироваться, насколько это возможно в РФ, и сопровождаться санкциями в виде непризнания иностранных правоприменительных актов. Статья содержит в себе напоминание о тех доктринальных истинах, которые в пылу и рутине хлопотливых дней могут забываться. Но события и драматизм жизни, возникающее юридическое осмысление обнаруживают новые грани фундаментальных правовых понятий и институтов. Это еще раз показывает живое и развивающееся содержание международного права, международного частного права, создающее новые возможности реагирования на возникающие и требующие системного разрешения вопросы. Такое константное и дающее богатство непрекращающейся экономической жизни явление, как международное общение субъектов и лиц различных юрисдикций, претерпевает изменения. Ктото скажет про эволюцию, но можно здесь употребить и слово «развитие» ввиду более активного исполнения государствами, в основном вовлеченными в известную навязанную международную конфронтацию, своих суверенных функций.

Проблема изменения климата беспокоит многих, что приводит к поиску путей оказания влияния на политику и меры, принимаемые государствами в этой области. Последние два десятилетия правовые вопросы, связанные с изменением климата, были поставлены перед органами международного правосудия, особенно в области защиты прав человека. Государства не готовы отдавать столь чувствительный вопрос в юрисдикцию международных органов, последние же пытаются решить вопрос о степени своего участия в этом политическом процессе и соблюсти баланс интересов. Впервые Европейский суд по правам человека разрешил «климатический» спор в пользу заявителя, одновременно существенно модернизировал свою экологическую практику и попытался создать правовую основу не только для собственного использования. Однако такая активность ЕСПЧ ведет к формированию в международных органах по защите прав человека самостоятельного правового режима в отношении смягчения последствий изменения климата и адаптации к климатическим изменениям, который вступает в некоторые противоречия с принципами международного сотрудничества государств, осуществляемого в рамках Рамочной конвенции ООН по изменению климата 1992 г. и связанных с ней документов.

Заявленный в названии статьи вопрос поставлен на фоне укоренения в уголовном правоведении мнения об избыточности обоснования философии уголовного права в связи с наличием и массовым признанием в гуманитарном знании двух самостоятельных и самодостаточных философий — «философии преступления» и «философии наказания». Верификация названного суждения выявила отсутствие у рассматриваемых «философий» собственного генезиса и рациональных оснований. Их появление последовало после того, как в XVIII– XIX вв. криминалисты убедили себя в том, что преступление и наказание составляют основные понятия уголовного права и исчерпывают собой его содержание. Несмотря на иную парадигму мировосприятия, философы, социологи и историки пошли по дороге «преступления и наказания». В рамках вновь появившихся философий одни занялись поиском лучших мест для лечения человека от криминальных пороков, а другие — описанием механизмов девиантного поведения. Экскурс в историю также помог вскрыть нефилософское происхождение так называемых уголовных философий. Системные философы, занимавшиеся осмыслением бытия в целом, отношения к исследуемым «философиям» не имеют. Авторские права на них принадлежат юристам-отраслевикам и их последователям, привыкшим думать об окружающем мире сквозь терминологический ряд, ограниченный парадигмой «преступление — наказание». Экспериментальный взлом отмеченных представлений позволил выявить, что философия преступления является бессмысленным алогизмом, а философия наказания способна соответствовать лишь телеологии инструмента. Эти «философии» дают юридической науке не больше того, что в самодостаточном объеме уже имеется в отраслевых дисциплинах. Философия, конечно, участвует в обсуждении таких жизненно важных вопросов, как преступление и наказание. Но сами вопросы не могут претендовать на образование отдельных дисциплин из-за их фрагментарности и извлеченности из более цельного образования. Философия появляется там и тогда, когда возникает необходимость мышления в формате всего мироздания и поиска в нем человека, нуждающегося в праве.

Предметом исследования является вопрос соотношения противоправности и злоупотребления правом. Рассматриваются такие аспекты противоправного поведения, как нарушение общих принципов права и юридических обязанностей. Проанализированы различные доктринальные концепции, а также взгляды ученых-правоведов на злоупотребление правом и его противоправность. Также проанализированы подходы судебной практики к данному вопросу. В статье установлено, что злоупотребление правом всегда является противоправным, ввиду чего не может существовать концепция так называемого «правомерного злоупотребления правом». Указанная концепция представляет собой не юридическую, а философскую категорию. С юридических позиций «правомерное злоупотребление правом» является не более чем осуществлением права, а потому любые рассуждения о нем лишены практического смысла. В то же время именно в нарушении обязанности не использовать право с исключительной целью причинить вред другим и заключается противоправность злоупотребления правом. Также рассматривается сущность противоправности как нарушения общих правовых принципов и юридических обязанностей. В результате автор приходит к выводу о том, что любые концепции, претендующие на обоснование сущности противоправности при помощи какого-либо типа правопонимания, являются несостоятельными.

Метавселенная представляет собой крупномасштабную сеть виртуальных миров, функционирующую в режиме реального времени и сочетающую в себе физическое и цифровое пространство посредством конвергенции Интернета и веб-технологий. Поскольку метавселенная представляет собой новый с точки зрения права объект, в юридической науке не был выработан конкретный метод изучения ее правовой природы, который позволил бы определить, какие нормы права должны быть к ней применимы. Методология исследования правовой природы необходима для создания научно-обоснованного и стабильного регулирования, а также для понимания самой сущности исследуемого объекта. Проанализировав существующие теоретические подходы к изучению правовой природы, был сделан вывод, что настоящая категория является дискуссионной в правовой науке: отсутствует единое понимание того, что она собой представляет и в чем состоит важность ее определения к ранее не существовавшим объектам. Появление новых для права объектов вносит определенные коррективы в сами представления о том, что представляет собой правовая природа. Предлагается процесс исследования правовой природы, который включает в себя три ключевых этапа: во‑первых, определение сущности объекта (в настоящем исследовании — метавселенной); во‑вторых, установление потенциально схожих с ней объектов; в‑третьих, поиск у сопоставляемых объектов сходных и различных характеристик. В зависимости от полученных результатов мы можем прийти к выводу о схожести, или напротив — особости правовой природы изучаемого объекта.

Национальный девиз является одним из символов государственного суверенитета, наряду с гимном, флагом, гербом и пр. В этом качестве девиз выполняет идеологическую и политическую функции, демонстрируя национальную идею и обусловливая государственную политику. Но помимо этого, национальный девиз может иметь и важное правовое значение, выступая одним из критериев соблюдения прав и свобод человека. Девиз современной Франции «Свобода, равенство, братство» представляет собой любопытный пример нормативных предписаний, порождающих конкретные правовые последствия. Французский национальный девиз возник в период революции 1789 г. На протяжении XIX в. он постепенно укоренялся в общественном сознании, чтобы в конце концов стать официальным символом Республики в 1880 г. С момента появления во Франции Конституционного совета (в 1959 г.) принципы девиза последовательно получают толкование благодаря практике конституционного нормоконтроля. Принцип свободы понимается как невмешательство государства в частную жизнь граждан и одновременно как его обязанность создавать условия для реализации их прав. Принцип равенства раскрывается также в двух аспектах: как запрет дискриминации и как равенство всех перед законом. Принцип братства получил конституционное истолкование в 2018 г. Он означает высшую солидарность и взаимопомощь между людьми. Праворазъяснительная деятельность Конституционного совета, таким образом, превратила торжественные слова национального девиза в правовые нормы. Сегодня девиз является частью конституционного блока Франции, законы парламента должны соответствовать принципам свободы, равенства и братства. В представленной статье используются исторический, аналитический, диалектический, сравнительный и догматический методы. На примере Франции автор показывает юридическую природу национального девиза, его роль и значение в механизме защиты прав и свобод человека. Опыт Франции по конституционализации отдельных государственных символов может быть принят во внимание в России, где национальный девиз сегодня отсутствует.

Автор Тормей Л.И., переводчик Кузнецов Е.А,

В статье проводится всесторонний анализ института хабеас корпус в аргентинском праве, начиная с его исторических корней и заканчивая современным регулированием. Рассматривается эволюция данного механизма через призму конституционных реформ, включая закрепление хабеас корпус в Конституции Аргентины и его адаптацию к современным правовым реалиям. Особое внимание уделено правоприменительной практике и различным формам хабеас корпус: традиционному, превентивному, ограниченному, быстрого освобождения, исправительному и коллективному. Анализируются их особенности, сферы применения и эффективность в защите физических свобод, прав человека и человеческого достоинства. Подчеркивается значение хабеас корпус как механизма правовой защиты, способного оперативно реагировать на незаконные аресты, ухудшение условий содержания под стражей и насильственные исчезновения. Рассматриваются ключевые решения Верховного суда Аргентины и международные правовые акты, оказывающие влияние на интерпретацию данной правовой гарантии. Особое внимание уделяется аргентинскому законодательству в сравнении с международной практикой, что позволяет оценить его актуальность и эффективность. Делается вывод о важности дальнейшего развития и укрепления института хабеас корпус как необходимого инструмента обеспечения верховенства права в демократическом государстве, а также о необходимости совершенствования механизмов его реализации с учетом современных вызовов.

Через призму сравнения с правилами гражданского судопроизводства рассматриваются актуальные вопросы назначения экспертизы нотариусом в порядке обеспечения доказательств. Раскрывается проблема объема применения процессуального законодательства к нотариальным действиям по обеспечению доказательств. Со времен введения данного нотариального действия в 1930‑е гг., правовое регулирование его, по существу, не менялось. Как и ранее, действующая законодательная модель предусматривает прямое применение процессуальных норм об обеспечении доказательств судом, но при этом не устанавливает, какие именно процессуальные нормы должны действовать в нотариальном производстве. Особое внимание уделяется проблемам условий назначения экспертизы, оспариванию назначения экспертизы как совершенного нотариального действия. Выявлены возможные противоречия, возникающие между заинтересованными лицами в ходе назначения нотариусом экспертизы. Расширительное толкование положений ст. 103 Основ Законодательства Российской Федерации о нотариате приводит на практике к заявлению отводов нотариусу, конфликтам между заявителем и заинтересованными лицами по вопросам кандидатуры эксперта (экспертного учреждения), формулировок вопросов эксперту, неясностям с юридической силой постановления нотариуса о назначении экспертизы. Предложены уточнения в действующее законодательство о нотариате, основанные на разделении правового регулирования нотариального и судебного обеспечения доказательств, а также назначения экспертизы нотариусом как самостоятельного нотариального действия по удостоверению бесспорных фактов.

В статье анализируются изменения законодательства об установлении публичных сервитутов и оцениваются возникающие в связи с этим правовые эффекты. Отмечается, что возможность «переоформления» на публичный сервитут других имеющихся прав должна рассматриваться как именно право заинтересованного субъекта и реализуется на основе сложного юридического состава. Особое внимание уделяется вопросам возможности дальнейшего распространения правовой конструкции публичных сервитутов, появления их новых видов в условиях, когда лишь складывается теория содержания и применения данной конструкции. Сделан вывод, что возможность существования различных публичных сервитутов неизбежно вызывает и необходимость дополнительных (специальных) требований к обоснованию их установления. Сделан вывод о целесообразности перепроверить нормативно установленные «обоснования» публичных сервитутов. Внесено предложение о формировании универсальных правил обоснования данных сервитутов, включая наличие признанной законодателем потребности воспользоваться землей (земельным участков) иного лица, но не имеющим субъективного права на это на момент подачи ходатайства и объективную возможность соблюдать принцип наименее обременительного использования земельного участка. В настоящее время публичные слушания при установлении данных сервитутов не проводятся, но в целях усиления общественного контроля и обеспечения прав граждан, организаций их целесообразно ввести. Предоставление субъектам естественных монополий возможности в упрощенном порядке оформлять публичный сервитут уместно рассматривать как особую льготу (преференцию), что дает основания осуществлять специальную проверку фактического достижения ожидаемых социальных и экономических эффектов.

Влияет ли на право доверие и его нарушение? Соотношение понятий «право» и «доверие» на первый взгляд находится в той же категории вопросов, что и соотношение с понятиями «нравственность» и «мораль» — т. е. представляет собой больше теоретическое измышление и затрагивает метафизическую сущность права, имея скромное практическое значение. Между тем у категории доверия несколько иное положение. Доверие, конечно же, так же обладает высоким смыслом, как и мораль и нравственность, ведь являясь общечеловеческой ценностью имеет важное значение для регулирования отношений. Как возможный регулятор отношений между людьми, доверие может вытеснять право или же, наоборот, его укреплять. Однако в более прикладном смысле доверие может иметь гораздо большее значение и серьезным образом влиять на правовые отношения, изменяя их или служа причиной для их возникновения. С одной стороны, нарушение доверия может служить причиной преломления действия права, изменения его действия вопреки базовым представлениям. С другой стороны, в иных ситуациях нарушение доверия служит основанием для возмещения убытков потерпевшего. Данная статья имеет целью продемонстрировать, как и в каких случаях нарушение доверия может служить причиной возникновения правовых последствий в рамках российского правопорядка.

В статье рассмотрены особенности договоров энергоснабжения, купли-продажи (поставки) электрической энергии. Проведено сравнение этих договоров. Определены субъекты, обладающие правами и обязанностями по их заключению. Отмечено, что законодательство об электроэнергетике не отличается последовательностью при разграничении договоров на договоры энергоснабжения и купли-продажи. Так, допускается заключение договоров энергоснабжения, в частности, гарантирующими поставщиками, являющимися энергосбытовыми организациями, а не энергоснабжающими организациями. В результате лицо, не обладающее необходимыми техническими устройствами — присоединенной сетью к сетям потребителя (абонента), привлекает сетевую организацию для оказания потребителю услуг по передаче электроэнергии. Услуги по передаче электроэнергии оказываются при заключении договоров купли-продажи. Они оказываются на основании договора оказания услуг по передаче электроэнергии, что признается соответствующим концепции таких договоров. Отсутствие признака присоединенной сети по договору энергоснабжения является необязательным исключением из правил и сводит на нет указанное деление договоров по снабжению электрической энергией. В работе рассмотрены вопросы правового характера договоров энергоснабжения и купли-продажи. Отмечено, что законодательное регулирование договоров по снабжению электроэнергией требует совершенствования, в том числе в целях исключения противоречий в нем.

В статье исследуется развитие института раскрытия материалов расследования в англо-американском уголовном процессе сквозь призму эволюции прав, обязанностей и полномочий его основных акторов — сторон обвинения, защиты и суда. Изначально в силу концепций «спора сторон» и «суда врасплох», отождествляющей защиту обвиняемого со спонтанной реакцией на обвинение, обвинитель и обвиняемый не были обязаны обмениваться информацией о доказательствах до начала стадии судебного разбирательства. Благодаря новеллам XIX века ситуация изменилась: будучи первым этапом формирования института раскрытия, они предоставили стороне защиты право предварительного ознакомления с некоторыми материалами стороны обвинения. На втором этапе — в ходе реформ второй половины XX в. — рассматриваемый институт обрел свой современный облик: ценой ограничения привилегии против самообвинения были установлены не только права, но и обязанности обвиняемого по раскрытию своей линии защиты. Автор приходит к выводу о том, что суды и парламенты указанных стран расширяют объем подлежащих обязательному досудебному раскрытию материалов должностного и параллельного расследований в расчете на то, что раннее ознакомление с информацией о деле будет стимулировать обвиняемого к скорому признанию вины, обвинителя — к отказу от обвинения, суд — к прекращению дела, вкупе со сделками о признании вины маргинализируя судебное разбирательство по существу. Однако, на пути к ускорению процесса встречаются препятствия в виде отсутствия институционализированной категории материалов уголовного дела и нехватки защитников.

Реализация уголовной политики в области охраны традиционных российских духовно-нравственных ценностей требует совершенствования методологических оснований аксиологической интерпретации объектов уголовно-правовой охраны, в том числе ответа на вопросы: почему тот или иной объект должен охраняться, в чем именно состоит охраняемый интерес или благо, в чем заключается его ценностное для общества содержание? Такая интерпретация призвана раскрыть подлинную составляющую защищенных правовых благ на основе учета культурно-цивилизационных особенностей российского общества и государства. Смысл аксиологической интерпретации объектов уголовно-правовой охраны состоит в том, чтобы на основе традиционных российских духовно-нравственных ценностей выявить такое содержание прав и свобод человека (которые сами по себе признаются высшей конституционной ценностью), которое способствовало бы раскрытию человеческого потенциала в обществе в интересах гармоничного и безопасного общежития всех людей, избегая при этом крайностей, заданных универсализмом и релятивизмом, индивидуализмом и этатизмом, демонстрируя справедливый баланс интересов отдельной личности и государства, свободы и безопасности, возможностей и ответственности. Если та или иная возможность человеческого поведения идет вразрез с традиционными ценностями, она не может восприниматься в качестве компонента содержания прав и свобод, а следовательно, не может претендовать на статус правоохраняемого блага.

В настоящей статье предпринимается попытка ответить на ряд дискуссионных вопросов уголовно-правовой науки, вытекающих из соотношения преступления и состава преступления. Автор анализирует существующие в доктрине подходы к пониманию состава, его структуры, к пониманию его соотношения с преступлением и определению основания уголовной ответственности, демонстрируются их преимущества и недостатки. Состав преступления определяется как система объективных и субъективных элементов общественно опасного или уголовно наказуемого деяния, признаки которых описаны в диспозиции правовой нормы, устанавливающей уголовную ответственность. При этом первично описание его элементов и признаков в диспозиции уголовно-правовой нормы и вторичен — поиск его в реально совершенных деяниях. По мнению автора, реалистичное, а потому вынужденное понимание соотношения состава с преступлением таково, что он не всегда является воплощением материального признака преступления, но всегда отражает формальный его признак. Автор оставляет надежду на то, что реалистичным станет подход к пониманию состава, разработанный Н. Ф. Кузнецовой. Первичность самого состава по отношению к законодательному его оформлению и олицетворение состава с материальным признаком преступления — это очередной идеал ученого, которая оптимистично смотрела на возможное разрешение многих вопросов уголовно-правовой и криминологической науки.

В настоящее время положения принципа справедливости в уголовном праве устанавливают требование соразмерности назначенного наказания совершенному преступлению и личности виновного, а также запрет на несение двойной ответственности за одно и то же деяние. Данное законодательное понимание принципа справедливости сформировалось с ходом длительного исторического развития. Представители доктрины и субъекты законотворческой деятельности формулировали различные аспекты уголовно-правового принципа справедливости с целью определить действительное значение этого принципа и установить пределы его действия. В статье произведен комплексный анализ воззрений на категорию справедливости в уголовном праве, исследована история развития российского уголовного законодательства в части регулирования различных аспектов принципа справедливости. Автор приходит к выводу о том, что классическая доктрина связывает категорию уголовно-правовой справедливости с наказанием и включает в себя требования соразмерности наказания преступлению и личности виновного. Вместе с тем в различные исторические периоды имелись не совпадающие по содержанию взгляды на содержание принципа справедливости: идея соразмерности получала разное наполнение, а наказание строилось на различных основаниях (либо на теории возмездия (воздания) и кары за содеянное, либо на теории целесообразности).