Вестник МГУ. Серия 11. Право. 2021. № 4

В статье рассматриваются проблемы уголовной ответственности медицинского работника за неосторожные преступления, совершенные в сфере профессиональной деятельности, в контексте двух разнонаправленных тенденций уголовной политики, проводимой государством. Основное внимание авторов сосредоточено на вопросах давности уголовного преследования медицинского работника. В результате гуманизации уголовного закона срок давности по преступлениям медицинских работников со смертельным исходом оказался существенно снижен, что не позволяет следственно-судебным органам выполнить задачу по всестороннему и объективному расследованию и судебному разбирательству соответствующих уголовных дел. Сложность уголовных дел по преступлениям медицинских работников, необходимость назначения судебно-медицинских экспертиз, в том числе дополнительных и повторных, не позволяют провести необходимые следственные действия и рассмотрение дела судом в предусмотренные уголовным законом сроки. Авторы приходят к выводу о необходимости перевода состава неосторожного причинения смерти человеку со стороны медицинского работника в категорию преступления средней тяжести и соответственно увеличения срока давности уголовного преследования по этому преступлению. По мнению авторов, это будет способствовать усилению уголовно-правовой охраны прав потерпевших и созданию условий для проведения надлежащего расследования и судебного разбирательства уголовных дел по данной категории преступлений медицинских работников.

В науке уголовного права и правоприменительной практике существует множество спорных вопросов квалификации противоправных деяний должностных лиц в сфере уголовного судопроизводства. Отдельного внимания заслуживают проблемы толкования признаков составов преступлений, предусматривающих ответственность за фальсификацию доказательств по уголовному делу. В частности, конкретизированный в ч. 2 ст. 303 УК РФ перечень субъектов вызывает нарекания у юристов. Отсутствие уточнений об упомянутом элементе состава в ч. 3 ст. 303 УК РФ создает путаницу по вопросу о том, кого следует привлекать к ответственности за совершение содержащихся в этой норме деяний. В поисках решения данных проблем авторы проводят юридический анализ теоретических и практических аспектов содержания категории ≪лицо, производящее дознание≫ и полномочий оперативного сотрудника по осуществлению следственных действий. Иллюстрируется несоответствие между положениями уголовно-процессуального законодательства об участниках судопроизводства со стороны обвинения и признаками субъекта фальсификации доказательств по уголовному делу. По итогам проведенного исследования авторами предложено толкование понятия ≪лицо, производящее дознание≫. В статье рекомендуется квалифицировать действия оперативного сотрудника, сфальсифицировавшего доказательства в момент производства следственного действия по поручению следователя, как превышение должностных полномочий. Данные выводы могут послужить ориентиром для правоприменителей до момента разъяснения спорных позиций высшей судебной инстанцией либо внесения изменений в диспозиции ч. 2 и ч. 3 ст. 303 УК РФ.

В рецензии дается краткая характеристика новой монографии В.Д. Зорькина, рассматриваются ее основные положения. Одна из главных тем, поднимаемых в книге, — соотношение стабильности государства и прав человека. Делается вывод, что права человека не должны противопоставляться общественной и государственной безопасности, так как именно государство в конечном счете гарантирует правовую защищенность личности. Ослабление государства может привести к подрыву системы гарантий прав человека. В.Д. Зорькин рассматривает данную дилемму на примере России, указывает на основные, с его точки зрения, проблемы российской правовой государственности.

В статье анализируются проблемы и особенности современного этапа развития народного суверенитета и конституционной новеллы единства государственной и муниципальной публичных властей. Рассматриваются тенденции и возможности достижения политического согласия государства и народа. Обращается внимание на особенности самостоятельности местного самоуправления при формировании органов местного самоуправления, при взаимодействии органов местного самоуправления и органов государственной власти в выполнении публичных функций и услуг. Рассматривается предложение по развитию эффективности взаимодействия публичных властей. Специальное внимание уделено необходимости преодоления дефицита демократии за счет ограничения государственной экспансии и повышения роли муниципальной публичной власти. На обсуждение выносится насущная проблема необходимости и возможности баланса конкурирующих ценностей демократии и эффективности. Вносятся предложения: конституирования принципа субсидиарности; установления взаимосвязанных индикаторов эффективности публичных властей; развития единой системы статистического учета, позволяющего представить единство публичных властей как системообразующей основы российской государственности; наделения Общероссийского объединения муниципальных образований (ОКМО) правом законодательной инициативы. Единство государственной и муниципальной публичных властей предполагает единство целей и развитие участия местных сообществ в управлении не только местными, но и государственными делами.

Одним из ключевых оснований классификации правового поведения является сфера регулируемых правом общественных отношений, что позволяет выделить в качестве отдельной его разновидности правовое поведение в сфере несамостоятельного (зависимого) труда. Однако особенности правового поведения в указанной сфере, обусловленные системообразующими признаками отрасли трудового права, в научной литературе практически не исследованы, в связи с чем в статье поставлена цель восполнить данный пробел и выявить трудоправовую специфику правового поведения. С учетом особой социальной значимости поведения в рассматриваемой сфере, обусловленной значением труда как основного фактора развития общества и отдельной личности, в статье акцентируется внимание на специфике правовой регламентации данной разновидности поведения. Обосновывается, что указанная специфика проистекает из сочетания государственного и договорного регулирования трудовых отношений и иных непосредственно связанных с ними отношений, а также особой роли локальных нормативных актов как основных регуляторов поведения работников. Рассматриваются актуальные для науки трудового права проблемы определения пределов договорного регулирования отношений сферы трудового права, а также работодательского усмотрения при определении содержания локальных нормативных актов и предлагаются концептуальные пути их решения на основе принципа гарантированности основных прав и свобод человека и гражданина, закрепленных в Конституции РФ.

Почему договор является обязательным? Этот вопрос, казалось бы, очень простой, за последние несколько тысячелетий еще не получил однозначного ответа. Дистанция между разными объяснениями сегодня продолжает увеличиваться, что отражается не только на основах самого понятия договора, но и на построении всей материи договорного права. Это дает почву различным преломлениям ≪теории подвижных систем≫, набирающим популярность в сфере договорного права и пытающимся соединить и уравновесить существующие подходы. Другую сторону современных дискуссий о понятии договора составляют споры о критериях выделения договора, порождающего правовые отношения, из круга прочих соглашений, не имеющих такого характера. Установление факторов, позволяющих отделить договор от необязывающих соглашений, также помогает сформировать более точное представление о юридической конструкции и сущности договора. В статье обсуждаются оба блока вопросов с опорой на российскую и зарубежную правовую традицию, многочисленные вариации ≪теории подвижных систем≫ оцениваются как выводящие из сущего должное, рассматривается взаимодействие в договоре субъективного, объективного и формального как факторов, свидетельствующих об установлении между сторонами именно юридической связи.

21 января 2021 г. Европейский суд по правам человека вынес постановление по межгосударственной жалобе ≪Грузия против России (2)≫, которое представляет серьезный интерес в контексте территориального применения Европейской конвенции. Целью настоящей статьи является рассмотрение подходов ЕСПЧ к разрешению сложных вопросов осуществления юрисдикции России над Южной Осетией, Абхазией и ≪буферной зоной≫ в контексте международного военного конфликта. Так, рассматриваемое постановление является уникальным, поскольку для разрешения вопросов об осуществлении юрисдикции на спорной территории ЕСПЧ использовал сразу две разработанные в его практике модели экстерриториальной юрисдикции государств-участников. В этой связи в статье представлен краткий анализ сути каждой из разработанных ЕСПЧ моделей. Затем автор статьи приводит обзор уже сложившейся практики ЕСПЧ по применению каждой модели и рассматривает, как данные подходы были применены и переосмыслены Судом в данном деле. В заключительной части статьи освещены ключевые замечания, высказанные девятью судьями ЕСПЧ в их особых мнениях к рассматриваемому постановлению. Автор приходит к выводу, что данное постановление привело к еще большей путанице в практике ЕСПЧ по экстерриториальному применению Конвенции, что ставит серьезные репутационные вопросы перед Судом.

В статье на примере уголовного дела по обвинению сотрудников Европейского центра суррогатного материнства в торговле людьми поднимается проблема разграничения торговли людьми и суррогатного материнства. Исследуется практика ЕСПЧ и Комитета по правам ребенка. Анализируются положения Конвенции о правах ребенка и Факультативного протокола, касающегося торговли детьми, детской проституции и детской порнографии. Анализируется понятие торговли людьми в Палермском протоколе и УК РФ. Автор приходит к выводу о том, что разграничение торговли людьми и суррогатного материнства является актуальной проблемой не только на национальном, но и на международном уровне. С учетом рекомендаций, приведенных в докладе Специального докладчика ООН по вопросу о торговле детьми, приводится перечень обстоятельств, свидетельствующих о наличии умысла на торговлю людьми. Особое внимание правоприменителю необходимо обращать на то, была ли выплата денежных средств суррогатной матери обусловлена передачей ребенка. На это могут указывать отказ суррогатной матери от родительских прав и обязанностей в пользу заказчиков до рождения ребенка, а также включение в договор суррогатного материнства условий относительно обязательной передачи сурмамой ребенка и получении сурмамой денежных средств только после передачи ребенка. В статье предлагаются варианты изменения действующего нормативного правового регулирования в сфере суррогатного материнства в РФ.

Институт представительства в разных правовых системах обладает заметной спецификой. Отличия имеются в классификации, терминологии, используемых в качестве оснований возникновения отношений представительства конструкциях договоров, формах наделения представителя полномочиями, последствиях совершения действий неуполномоченным представителем, вопросах вступления представляемого и третьего лица в непосредственные отношения друг с другом и т.д. Поскольку услуги представителей востребованы в трансграничной торговле, международным сообществом (государствами, учеными, объединениями предпринимателей) предпринимаются попытки преодоления возникающих в случае трансграничного характера этих отношений неопределенности и коллизий в их регламентации национальными правовыми источниками путем унификации материально-правовых норм об отношениях представителя и представляемого, а также об отношениях этих лиц с третьим лицом. В целях разрешения проблемы формирования общего, единообразного подхода к правовому регулированию отношений представительства в международном коммерческом обороте в статье сформулировано его универсальное понятие, включающее в себя основные черты регулирования складывающихся в его рамках внутренних и внешних отношений, присущие различным национальным правовым системам, международным конвенциям и вненациональным источникам права, практике трансграничного коммерческого оборота; выделены специфические признаки, характеризующие представительство в международном коммерческом обороте; показаны особенности его унифицированного правового регулирования.