Статьи

В настоящей работе рассматривается интерпретация проблемы суверенной власти, предложенная Джоном Остином. Согласно правоведу, политическая власть — это нейтральная сила, отвлеченная от общественных отношений, она подобна объективным силам природы. Абстрактная идея власти, будучи «душой» политического общения, обладает условно самостоятельным существованием. Ее воздействие на фактические отношения людей возможно лишь постольку, поскольку она оказывается «овеществленной» и «персонифицированной». Власть пребывает в «спящем» состоянии в институтах государства и его главы (суверена), отвечающих за воспроизводство политико-правовой плоскости, правового и социального порядков. В статье подвергается анализу сущность политической власти в концепции Дж. Остина и ряд выделяемых правоведом признаков, свойственных, по его мнению, любой суверенной власти, и отдельно автор останавливается на наиболее уязвимом месте в его учении — признаке «конкретности» суверена. В заключении автором делается вывод о том, что, во‑первых, в концепции Дж. Остина неясно, кто именно выступает «истинным» носителем свойств суверенности, во‑вторых, если «субъекта суверенности» невозможно установить, либо установить его крайне затруднительно, то рассматриваемая теория, старающаяся оперировать эмпирическими фактами, должна быть признана несоответствующей действительности.

Проблема правовой природы соглашений о международной подсудности непосредственным образом связана с вопросом их регулирования в национальном законодательстве, поскольку в зависимости от материально-правовой или процессуальной квалификации данного института устанавливаются и нормативные требования, предъявляемые к таким соглашениям. В настоящей статье анализируются различные подходы к определению правовой природы и, следовательно, регулированию соглашений о подсудности на примере английского, немецкого и российской законодательства. Избранный в английском праве материально-правовой подход означает возможность более гибкого регулирования соглашений: возможность заключения устного соглашения о подсудности, использования одной стороной средств защиты (anti-suit injunctions, убытки) в случае нарушения другой стороной соглашения о подсудности. Процессуальная квалификация соглашений в немецком праве предполагает установление более жестких формальных требований к ним (требования к субъектам соглашений, форме (письменная или устная с письменным подтверждением), времени заключения соглашения о подсудности). В российском праве вопрос правовой природы соглашений о международной подсудности окончательно не решен и является дискуссионным, в связи с чем законодательное регулирование соглашений о подсудности в целом фрагментарно, что восполняется судебной практикой.

Функция права, или правовая функция, в настоящее время представляет собой категорию, значимую как для теории права, так и для отраслевых правовых наук. Категория «функция отрасли права» относится по своей важности к таким ключевым категориям, как правоотношение, правовая норма, правосубъектность, которые, проявляясь, имеют выраженный отраслевой характер, но их изучение выходит за рамки отраслевой науки, требует обязательного сравнительного исследования на уровне теории права. Вместе с тем, это, в свою очередь, не означает точного следования положениям общетеоретической науки, поскольку право социального обеспечения имеет свою научную доктрину, и теоретические изыскания в сфере социального обеспечения должны обогащать не только отраслевую науку, но и общеправовые научные дисциплины. Кроме того существенно, что изучение какой-либо одной ключевой категории невозможно проводить изолированно от других. Нельзя изучать правоотношение, не учитывая норм права, нельзя изучать юридические факты, не проводя исследований правоотношений и правовых норм, наряду с этим изучение вопросов правосубъектности необходимо соотносить с положениями о нормах права, правоотношений и других основных категорий права. В этом смысле изучение функций права также будет невозможно без обращения к основным категориям, определяющим своеобразие отрасли права.

Теория законных интересов, зародившаяся в рамках социологического подхода к праву и основанная на понимании интересов как стремлений личности к удовлетворению собственных потребностей, ориентирована на исследование интересов физических лиц. Вопрос интересов юридических лиц недостаточно исследован в науке, проблема носителя интереса не ставилась в общей теории права. В науке гражданского права не выработано единой точки зрения по проблеме законных интересов корпорации. В доктрине существуют две противоположные точки зрения на корпоративный интерес: интересы юридического лица реальны (реалистические теории); реальны только интересы его учредителей (теория фикции). Возможно признать возможность существования законных интересов организации с особой правовой природой, происходящей от возможности осуществления юридическим лицом предпринимательской деятельности. В налоговом праве к категории законного интереса налогоплательщика все чаще обращаются суды при разрешении налоговых споров, в частности, при применении принципа добросовестного налогового администрирования. К законным интересам налогоплательщика-организации, по результатам правового анализа, можно отнести возможность формировать «законные ожидания» оценки своего поведения как правомерного; возможность рассчитывать на «налоговую реконструкцию» действительной налоговой обязанности. Для науки налогового права исследование законных интересов организации является перспективным.

На основе анализа положений Конвенции о международной гражданской авиации 1944 г., а также соответствующей практики разрешения споров и документов Международной организации гражданской авиации (ИКАО) в статье делается вывод о том, что в рамках международного воздушного права вряд ли в обозримом будущем сложится автономный режим ответственности государств, полностью исключающий применение общих норм о международной ответственности государств, но при этом в данной отрасли международного права возможно формирование полноценных специальных норм об ответственности, которые допускали бы применение общих норм международного права лишь в части, не урегулированной этими специальными нормами. В отсутствие же указанных специальных норм об ответственности в международном воздушном праве будут в неограниченном объеме применяться общие положения о международной ответственности, в частности касающиеся возмещения вреда, что, в свою очередь, приведет в ситуации, когда к государству будут предъявляться требования о полном возмещении вреда, причиненного, например, в результате авиационного происшествия, наряду с получением потерпевшими достаточно больших размеров компенсаций через активно используемые в авиации частноправовые механизмы ответственности. Другим следствием отсутствия развитых специальных норм международного воздушного права об ответственности государств может стать более активное использование региональных либо частноправовых механизмов призвания государств-нарушителей к ответственности и возмещению причиненного вреда.

Рассматриваются исходные теоретические положения о значении сравнительно-правового метода в научных изысканиях и в практике национального уголовного правотворчества. Доказывается допустимость и целесообразность использования сравнительно-правового метода в научном обосновании путей совершенствования языковой формы российского уголовного закона. Уточняется, что возможности сравнительно-правового метода в этой сфере ограничены, так как каждый национальный закон пишется на оригинальном национальном языке, который имеет особенности лексического состава и грамматического строя, поэтому для совершенствования языковой формы российского уголовного закона значимы не собственно национальные системы лексических и грамматических средств, а позитивный опыт в части общих подходов к их использованию для формирования содержания уголовно-правовых предписаний. На основе анализа выявлен ряд удачных законотворческих решений в части придания точности и ясности языку уголовного закона, акцентируется внимание на прагматической функции законодательных дефиниций, раскрывающих значение используемых в уголовном законе терминов и придающих им строго фиксированное нормативное содержание, что способствует формированию единообразной правоприменительной практики; обосновывается, что кыргызский опыт в этой части заслуживает пристального внимания российского законодателя.

В статье рассматривается правовое значение экологической информации в цифровом обществе, исследуется такая ее характеристика, как достоверность. Именно это качество информации о состоянии окружающей среды закреплено в Конституции Российской Федерации. Отмечается, что достоверная информация о состоянии окружающей среды представляет собой информацию, которая в одно и тоже время и подлинная (объективная, неискаженная, точная), и достаточная (не чрезмерная, но и не фрагментарная и не выборочная), и актуальная (своевременная), непредубежденно собранная и проанализированная компетентным субъектом. Также анализируется и определение термина «информация о состоянии окружающей среды (экологическая информация)», включенное в Федеральный закон «Об охране окружающей среды» в 2021 г. Делается вывод о том, что легальное определение рассматриваемого термина не позволяет отграничить экологическую информацию от всей иной. Право на экологическую информацию анализируется применительно к современной системе информационного обеспечения государственного экологического управления. Обосновывается необходимость установления режима транспарентности информации о состоянии окружающей среды. Предлагается разработка и внедрение информационного механизма в сфере охраны окружающей среды — система информационных мер воздействия (взаимосвязанные правовые средства, опосредующие процессы сбора, аккумулирования, анализа, хранения, предоставления и использования достоверной экологической информации) на поведение людей в целях обеспечения охраны окружающей среды, рационального использования природных ресурсов, экологической безопасности человека и других объектов.

На примере отдельных решений Конституционного Суда РФ показываются особенности исполнения решений Суда в сфере местного самоуправления. Отдельное внимание уделяется тому, кто осуществляет мониторинг правоприменительной практики, надзор за реализацией решений Конституционного Суда РФ, приводятся примеры того, что информация об исполнении отдельных решений Конституционного Суда РФ фигурирует и в ежегодных Докладах о состоянии местного самоуправления, которые готовит Минюст России. Несмотря на то что дела, связанные с местным самоуправлением, не находятся в приоритете деятельности Конституционного Суда РФ, именно при рассмотрении данной категории дел и последующего исполнения вынесенных решений формируются новые юридические конструкции, которые получили определенное освещений в данной статье. Так, Постановление от 1 декабря 2015 г. № 30-П, вынесенное на основе анализа законодательства конкретного субъекта РФ, было экстраполировано на все субъекты РФ; использовался разный арсенал средств приведения законодательства субъектов РФ в соответствие со сформулированными Судом позициями; результаты мониторинга исполнения решения Суда были публичными. В резолютивной части решениях Суда стали формулироваться обязательства, адресованные не только законодателю, но и органам местного самоуправления (урегулировать соответствующие общественные отношения), а также судам и контрольно-надзорным органам, — на что обращать внимание при рассмотрении конкретной категории дел (Постановление от 30 мая 2023 года № 27-П). Конституционный Суд РФ стал самостоятельно корректировать механизм исполнения собственных решений.

Данная статья посвящена проблемам трактовки и осмысления понятия несостоятельности (банкротства) в источниках права, регулировавших банкротный институт на различных государственно-правовых этапах истории России. С целью изучения описанной проблематики автор исследует как источники права разного периода истории, так и разнообразные труды заслуженных юристов и правоведов. Автором затрагивается в том числе и доктринальный подход к проблематике понятия «банкротства», в связи с чем особое внимание уделяется фундаментальным трудам дореволюционных мыслителей, таких как Г. Ф. Шершеневич, И. А. Покровский и Н. Е. Торнау. В статье на основе сравнительно-правового анализа раскрываются генезис понятия банкротства, понимание сущности банкротства в зависимости от периода развития права России. Анализируются закономерности и особенности правопреемства между «банкротным» законодательством России различных периодов. Описываются подходы различных ученых-юристов к пониманию термина «банкротство» в юридических документах различных эпох государственно-правового развития России. В статье формируется вывод о значительном влиянии проблематики «понятий в банкротом институте» на развитие всего теоретико-исторического знания в области несостоятельности (банкротства). Данный вывод раскрывается на примере историко-преемственной связи между нормативными актами далеких друг от друга исторических периодов государственно-правового развития России.

Статья посвящена специфике правового регулирования залога в приказах общественного призрения Российской империи в первой половине XIX в. Учрежденные Екатериной II приказы играли роль губернских банков и были призваны обеспечить нужды жителей губерний. Интерес для исследования представляет деятельность приказов общественного призрения, отражающая особенности экономического развития губерний, в том числе и на присоединенных к России в первой трети XIX в. территориях Грузии и Азербайджана. Автор привлекает обширный нормативно-правовой материал и архивные документы, иллюстрирующие причины принятия изъятий из общих правил о залоге в отношении некоторых приказов общественного призрения. Исходя из специфики экономического развития территорий, в ряде случаев законодатель расширял список узаконенных предметов залога для определенных губерний. Основными субъектами среди заемщиков в приказах общественного призрения были дворяне и купцы. Недостаточное дворянское землевладение в ряде губерний привело к тому, что поручительство становится одним из возможных условий для получения ссуды в приказах. В связи с выявленными злоупотреблениями чиновников при получении ссуд в приказах общественного призрения, государственные служащие были определены как особые субъекты права, в отношении которых были введены специальные нормы права в приказах.

На основании разнообразных источников автор настоящей статьи исследует процесс зарождения института неопределенных приговоров в советском законодательстве. Раскрываются его американские и европейские корни, отражение в законодательстве отдельных стран, дискуссии по вопросу о неопределенных приговорах на международных конференциях и конгрессах. Также рассмотрена научная позиция дореволюционных российских ученых по отношению к неопределенным приговорам. Некоторые из дореволюционных правоведов состояли на государственной службе сначала в период Временного правительства, а затем — в начальный советский период. В связи с этим автор исследует специфику кадрового состава Центрального карательного отдела наркомата юстиции в начальный период его деятельности. Установлено, что целый ряд видных дореволюционных криминологов мог повлиять на содержание советского законодательства в части введения элементов института неопределенных приговоров. В связи с этим анализируются первые нормативные акты советского государства уголовно-правовой и исправительно-трудовой отраслей (1918–1921 гг.). Автор приходит к выводу о том, что в период формирования Советского государства в России сложились важные предпосылки к закреплению в законодательстве института неопределенных приговоров. Статья может представлять интерес как для историков права, так и для специалистов в сфере уголовного и уголовно-исполнительного права.

В обзоре конференции даются основные тезисы, посвященные истории политических и правовых учений. Главным образом отмечается, что данная дисциплина — одна из старейших в классическом юридическом образовании, играет системообразующую роль в юридической науке и требует уважительного к себе отношения. Обращается внимание, что на фоне повсеместного урезания у нас в стране часов на фундаментальные юридические дисциплины необходимо твердо отстаивать позиции в учебном процессе теории государства и права и истории политических и правовых учений.

Статья посвящена памяти выдающегося сотрудника высшей школы — доктора юридических наук, профессора Крассова Олега Игоревича, который внес неоценимый вклад в развитие и отстаивание самостоятельного характера отрасли земельного права и законодательства. Последнее О. И. Крассов обосновывал, в особенности посредством анализа и разработки понятий «правовой режим» земель, земельных участков и т. п. объектов, а также собственно понятия «земельный участок». В работе, ссылаясь на труды О. И. Крассова, приводится его точка зрения о содержании указанных понятий, определяемых нормами земельного, водного, лесного, градостроительного, природоресурсного (экологического), горного, а также гражданского законодательства. Олег Игоревич является основоположником изучения сравнительного земельного права. Подготовил монографии по вопросам прав на землю в Европе, странах общего права, Ближнего Востока, Африки и Азии. С учетом этого, в качестве дополнительного обоснования своего мнения о самостоятельном характере отрасли земельного права и законодательства, О. И. Крассов ссылался на мировой опыт развития земельного права и прав на землю, земельные участки в разных странах. Как итог, он выступал за единый правовой режим земельных участков. По его мнению, правовой режим земельных участков устанавливается не столько и не только нормами гражданского права и законодательства, сколько специальными правилами, установленными в земельном праве, Земельном Кодексе, земельном законодательстве.

Серафим Владимирович Юшков — основоположник истории отечественного государства и права, сформулировавший ее предмет, разработавший периодизацию и методологию соответствующего курса. В то же время вклад ученого в разработку отдельных важных вопросов истории государства и права в оценках его современников исследован в юридической литературе недостаточно полно. В архивах сохранились стенограммы заседаний, на которых обсуждались и дискутировались труды С. В. Юшкова. Данное наследие, в котором нашли отражение спорные теоретические вопросы того времени, активизирует интерес к изучению вклада С. В. Юшкова в историко-правовую науку, побуждает обратиться не только к истокам советской исторической и историко-правовой науки, но и к публичным дискуссиям, а также выраженным на них позициям ученых, которые трудились бок о бок с ним, на чьих глазах осуществлялся его творческий поиск. В статье на основе ранее не вовлекавшихся в научный оборот архивных источников выявляются особенности и направления научных дискуссий, относившихся к исследованиям С. В. Юшкова, его вкладу в изучение конкретных историко-правовых вопросов. В процессе исследования использованы ретроспективный анализ, конкретно-исторический и сравнительно-исторический методы. Сделан вывод, что выявленные на заседаниях в процессе критики отдельные слабые стороны концепции С. В. Юшкова в последующем оказались ее сильными сторонами, и научное сообщество признало выдающиеся заслуги С. В. Юшкова в создании основ истории отечественного государства и права.

В статье раскрывается понятие основного места работы исходя из системы законодательства о труде Российской Федерации, выводится понятие через историю трудового права. На протяжении длительного времени основным, а зачастую и единственным признаком основного места работы являлась трудовая книжка. В статье ставится вопрос, законно ли работать по двум и более трудовым книжкам, проанализирована в том числе и судебная практика. Автор, опираясь на отраслевой принцип сочетания государственного и договорного регулирования трудовых отношений и исходя из примата института трудового договора, отвечает на поставленный вопрос положительно. Условие трудового договора об основном месте работы является предметом соглашения между работником и работодателем, а поскольку законодатель не запрещает иметь несколько основных мест работы, делается вывод о том, что такая занятость разрешена. Вместе с тем, отсутствие легального определения основного места работы и неурегулированность множественных трудовых отношений приводит к неблагоприятным для работника правовым последствиям. Основным местом работы является любое место работы, в трудовой договор по которому не внесено условие о совместительстве.