Статьи

Современная конституционно-правовая наука, уделяя значительное внимание методам толкования Конституции Российской Федерации, нередко обходит содержательные вопросы интерпретации конституционных понятий, зачастую вытесняя их в область юридической техники. Большое количество исследований концентрируется на вопросах конституционной терминологии, т. е. на сугубо внешней стороне конституционных понятий, оставляя в стороне их смысл и место в системе конституционного регулирования. Между тем надлежащее определение содержания и объема того или иного конституционного предписания напрямую зависит от толкования понятия, составляющего основу конституционной нормы. Для этого Конституционный Суд РФ, уполномоченный на официальное и общеобязательное толкование Конституции РФ, обращается к методу автономного толкования, которое предполагает интерпретацию конституционных понятий в системе конституционных предписаний, не ограничиваясь определениями, которые им дает отраслевое регулирование. Данный метод толкования не получил основательного осмысления в отечественной конституционно-правовой науке применительно к деятельности Конституционного Суда РФ. Однако в условиях усложнения системы законодательства, а также в связи с участием Российской Федерации в межгосударственных объединениях, автономное толкование Конституции РФ может оказаться востребованным в практике Конституционного Суда РФ.

Изменение регулирования института особого мнения судьи Конституционного Суда Российской Федерации вызвало оживленную дискуссию в российском юридическом сообществе. Как представляется, аргументы сторон в этой дискуссии тесно связаны с одобрением или неодобрением особых мнений конституционных судей как явления. Настоящая статья представляет собой попытку рассмотреть законодательные изменения регулирования института особых мнений судей Конституционного Суда с несколько иной позиции, сравнив динамику регулирования рассматриваемого института в России и зарубежных странах. В целях исследования предлагается рассматривать нормативное закрепление особого мнения с позиций «материального» (право на особое мнение) и «процессуального» (право на обнародование особого мнения) аспектов. Проведенное сравнение позволило выявить сходства и отличия действующего в настоящее время регулирования с законодательством и практикой зарубежных стран. Установление тех или иных требований к содержанию особого мнения судьи или к форме его выражения (стилистике) является достаточно распространенной практикой. Однако ситуация, при которой публичное заявление судьей органа конституционного контроля особого мнения невозможно, а для судей общих судов подобное ограничение отсутствует, является чрезвычайно редкой.

Для определения эффективности правового регулирования экологических отношений часто применяется телеологический подход, основанный на сравнении полученного результата с поставленными целями. Надлежащее оформление целей в экологическом законодательстве, учет и анализ интересов, предопределяющих формулирование этих целей, способны повысить точность определения эффективности эколого-правового регулирования. Целью исследования является установление ключевых характеристик целей эколого-правового регулирования, обеспечивающих корректное определение эффективности такого регулирования. Исследована проблема отсутствия закрепления или непрозрачности формулировок целей, отражающих экологические интересы общества, в отдельных законах и правовых институтах. Поднят вопрос повышенной роли экономических интересов в правовом регулировании некоторых общественных отношений, тесно связанных с экологическими, вследствие чего вопрос о качестве окружающей среды оказывается вне рамок общей оценки эффективности подобного смежного правового регулирования. Показаны примеры законов, которые по существу регулируемых отношений и ввиду наличия в них норм экологического права являются экологизированными, но в которых не поставлены цели, связанные с регламентацией воздействия хозяйственной или иной деятельности на окружающую среду. Выделены акты, неоднозначные с точки зрения целевой направленности. Подчеркивается, что цели регулирования экологических отношений базируются на понятии благоприятной окружающей среды. Сделаны выводы, что экологические интересы при их наличии подлежат отражению в постановке правовых целей; обусловленность целей существованием экологических интересов, четкость и прозрачность их формулировок в своей части обеспечивают правильность и полноту определения эффективности эколого-правового регулирования.

Одна из актуальных проблем возмещения экологического ущерба — ликвидация накопленного вреда окружающей среде (НВОС), источником которого являются объекты несанкционированного размещения отходов прошлой деятельности, не имеющие в настоящее время надлежащего собственника. Негативные последствия от НВОС проявляются в виде такого же вреда, как и от текущей хозяйственной и иной деятельности, а при правовой квалификации вреда как накопленного, значение имеет только факт прекращения деятельности, в результате которой такой вред причинен. Нынешние владельцы предприятий, не являющиеся причинителями накопленного вреда от прошлой хозяйственной деятельности, не могут быть привлечены к ответственности за его ликвидацию. Плановым результатом работ по ликвидации НВОС является приведение физических, химических и биологических показателей состояния загрязненных территорий в соответствие с нормативами качества окружающей среды. Современное законодательство не дает полного и однозначного представления о необходимых действиях по ликвидации вреда окружающей среде от объектов НВОС. В такой ситуации особенно актуальным представляется вопрос качества разработки проектной документации на выполнение работ по ликвидации НВОС. Статья посвящена анализу нормативно-правовых актов, регламентирующих разработку такой документации.

Территориальное общественное самоуправление (ТОС) является одним из способов участия граждан в осуществлении муниципальной власти. Это своего рода фундамент местного самоуправления, обеспечивающий эффективное взаимодействие населения и органов местного самоуправления. Для правильного его понимания в статье применен историко-правовой анализ развития данного института. В статье исследуются основные этапы развития ТОС в современной России. Точкой отсчета предлагается 1991 год, а за основу сравнительного анализа берется базовый закон о местном самоуправлении каждого исторического этапа и складывающаяся правоприменительная практика. Отмечается концептуально разный подход законодателя к ТОС, в том числе к правовому статусу его субъектов, полномочиям органов государственной власти и органов местного самоуправления по правовому регулированию различных аспектов организации и осуществления ТОС на различных исторических этапах. По итогам проведенного анализа автором делается вывод о целесообразности законодательного закрепления полномочий региональных органов государственной власти устанавливать дополнительные меры государственной поддержки ТОС. Обосновывается с учетом географических особенностей ряда регионов целесообразность возврата полномочий субъектам Федерации по регулированию отдельных вопросов организации ТОС.

В статье исследуются особенности муниципального стратегического планирования. На примере муниципального образования — городской округ город-курорт Сочи — исследуются вопросы разработки стратегии социально-экономического развития Сочинской агломерации, а также перспективы взаимодействия муниципальных образований с федеральными территориями. С одной стороны, стратегия социально- экономического развития как система долгосрочных приоритетов, целей и задач является необходимым условием планирования и развития территории. Муниципальная стратегия фактически включает пакет проектов (национальных, федеральных, региональных), бюджетных программ, бизнес-планов и часто не учитывает общественного мнения. С другой стороны, отсутствие стратегического документа не влияет на развитие территории, так как крупные инвесторы (частные и государственные стейкхолдеры) реализуют бизнес-проекты без информирования муниципалитета. Обязанность стейкхолдеров по информированию о реализации своих планов отсутствует. Вследствие чего зачастую в уже утвержденных муниципальных стратегиях отсутствуют де-факто реализуемые масштабные инвестиционные проекты либо их существенные изменения в проектах. На примере Сочи ≪вечный≫ фактор конкурентоспособности курорта — ≪море, солнце, климат≫ будет работать спонтанно и бессистемно несмотря на значительный мультипликативный эффект отрасли туризма на экономику территории. Для разработки эффективного инструмента развития территории, который должен быть одномоментно и общественным договором, на начальном этапе разработки стратегии курорта основной задачей станет проведение оценки конкурентоспособности города-курорта на внутреннем и внешнем рынке, разработки системы показателей конкурентоспособности курорта и регионального турпродукта. Появление в границах Сочи территории нового типа — федеральной — приводит к необходимости существенной корректировки как актов стратегического планирования, так и иных программ и проектов муниципального образования.

В статье рассматриваются нормы об уголовной ответственности за публичную апологию (оправдание, прославление) терроризма во Франции и Испании, анализируется их применение в свете свободы выражения мнения и правовых позиций органов конституционного контроля указанных стран. Подобные уголовно-правовые запреты направлены на предотвращение создания социального климата, который может стать питательной почвой для формирования террористического мировоззрения у неопределенно широкого круга лиц, что в свою очередь создает риск (нередко весьма абстрактный) совершения террористических преступлений. С одной стороны, это отвечает позитивным обязательствам государств по защите граждан от террористических угроз, но с другой — ставит вопрос о необоснованном смещении границы исключительности уголовного права (ultima ratio) и несоразмерности ограничений прав человека. Будучи мерой ранней превенции, норма об ответственности за публичную апологию в качестве обязательного признака последней зачастую не требует последствий в виде совершения террористических преступлений и даже создания реальной их опасности — то же касается и умысла на совершение данных преступлений. Указанные особенности, а также активное и неизбирательное применение рассматриваемых запретов в европейских государствах влечет постановку перед органами конституционного контроля вопроса о том, когда и при каких условиях реализация конституционного права на свободное выражение мнения (злоупотребление им) становится преступлением.

Квалификация отношений в качестве трудовых является отражением правовой природы определенного взаимодействия субъектов исполнения личного труда и является важным инструментом защиты прав и гарантий работников. Занятые в гиг-экономике лица зачастую нуждаются в такой защите с учетом схожести их положения с положением традиционных работников. В связи с этим исполняющие личный труд в рамках цифровых платформ лица предпринимают попытки квалифицировать (переквалифицировать) возникающие с ними отношения в трудовые. В статье разграничивается организация управления трудом, основанная на гражданско-правовой природе взаимодействия по исполнению личного труда, в рамках которой обеспечивается реализация интересов субъектов такого исполнения, и неправомерная попытка снижения трудовых издержек и максимизации прибыли за счет лишения прав и гарантий работников. Рассматриваются меры государства, направленные на элиминацию фиктивной самозанятости, которая отражает негативный аспект новых форм организации управления трудом. Формулируется вывод, что в большинстве правопорядков одними из основных критериев разграничения трудовых и гражданско-правовых отношений являются степень контроля, которую цифровая платформа осуществляет над гиг-работником, и корреспондирующий данному контролю уровень самостоятельности лица, исполняющего личный труд. Данные критерии тесно переплетаются с исследованием ≪предпринимательского≫ характера деятельности исполнителя личного труда, в том числе через призму формирования экономической зависимости от нанимателя.

В статье рассматриваются возможные изменения в Статуте и Регламенте Суда ЕАЭС, необходимость которых стала все отчетливее осознаваться спустя 6 лет после начала деятельности Суда. Предлагается все возможные изменения разделить на две группы в зависимости от того, как эти изменения могут быть восприняты государствами- членами Евразийского экономического союза. В первую группу входят меры по расширению предметной и субъектной юрисдикции Суда ЕАЭС, чьи полномочия были весьма существенно и сознательно ограничены государствами-членами ЕАЭС при его создании. Вероятность внесения таких изменений весьма невелика, так как зависит от готовности государств переосмыслить те риски и опасения, которые выступили основной причиной для ограничения юрисдикции Суда. Во вторую группу входят те процессуальные и организационные изменения, которые вполне возможно внести для того, чтобы исправить упущения и ≪узкие≫ места в деятельности Суда, которые стали очевидными за прошедшие годы (как например, отсутствие сроков давности или улучшения порядка рассмотрения апелляционных жалоб). Такие изменения не связаны с расширением юрисдикции Суда, и поэтому вероятность их принятия смотрится гораздо выше.

В публикации в контексте действующего международного права и юридической доктрины дан теоретико-правовой анализ утверждений Вильнюсского суда о статусе Литвы в качестве ≪оккупированного государства≫ в 1940–1990 гг., и являлись ли ≪Литовская Республика и Советский Союз разными государствами с позиций международного права≫ в данный период. В связи с этим на основе советско-литовских двусторонних соглашений, достоверных архивных источников и зарубежных материалов ведомств иностранных дел рассмотрена проблема соответствия или нарушения действующих в то время международно-правовых норм относительно порядка вхождения Литвы в состав СССР. Раскрывается понятие, содержание и закрепление в международном праве термина ≪оккупация (военная оккупация)≫, а также особенности режима оккупации применительно к теме публикации. Рассмотрены взгляды известных представителей западноевропейской и прибалтийской правовых доктрин о концепции ≪советской оккупации стран Балтии≫. Дан теоретический анализ понятия ≪аннексия≫ в международных отношениях, при этом отмечается отсутствие его нормативного закрепления в международном праве, приводится ряд примеров аннексии в европейской межгосударственной практике накануне и в период Второй мировой войны. На основе анализа юридической природы Хельсинского Заключительного акта 1975 г., преобладающих взглядов в международно-правовой доктрине, а также признания правового статуса Литвы как части СССР со стороны практически всего международного сообщества обосновывается правомерность нахождения Литовской ССР в составе Советского Союза в период 1940–1991 гг. качестве союзной республики.

В рецензии дается краткая характеристика новой монографии В.Д. Зорькина, рассматриваются ее основные положения. Одна из главных тем, поднимаемых в книге, — соотношение стабильности государства и прав человека. Делается вывод, что права человека не должны противопоставляться общественной и государственной безопасности, так как именно государство в конечном счете гарантирует правовую защищенность личности. Ослабление государства может привести к подрыву системы гарантий прав человека. В.Д. Зорькин рассматривает данную дилемму на примере России, указывает на основные, с его точки зрения, проблемы российской правовой государственности.

Институт представительства в разных правовых системах обладает заметной спецификой. Отличия имеются в классификации, терминологии, используемых в качестве оснований возникновения отношений представительства конструкциях договоров, формах наделения представителя полномочиями, последствиях совершения действий неуполномоченным представителем, вопросах вступления представляемого и третьего лица в непосредственные отношения друг с другом и т.д. Поскольку услуги представителей востребованы в трансграничной торговле, международным сообществом (государствами, учеными, объединениями предпринимателей) предпринимаются попытки преодоления возникающих в случае трансграничного характера этих отношений неопределенности и коллизий в их регламентации национальными правовыми источниками путем унификации материально-правовых норм об отношениях представителя и представляемого, а также об отношениях этих лиц с третьим лицом. В целях разрешения проблемы формирования общего, единообразного подхода к правовому регулированию отношений представительства в международном коммерческом обороте в статье сформулировано его универсальное понятие, включающее в себя основные черты регулирования складывающихся в его рамках внутренних и внешних отношений, присущие различным национальным правовым системам, международным конвенциям и вненациональным источникам права, практике трансграничного коммерческого оборота; выделены специфические признаки, характеризующие представительство в международном коммерческом обороте; показаны особенности его унифицированного правового регулирования.

В статье на примере уголовного дела по обвинению сотрудников Европейского центра суррогатного материнства в торговле людьми поднимается проблема разграничения торговли людьми и суррогатного материнства. Исследуется практика ЕСПЧ и Комитета по правам ребенка. Анализируются положения Конвенции о правах ребенка и Факультативного протокола, касающегося торговли детьми, детской проституции и детской порнографии. Анализируется понятие торговли людьми в Палермском протоколе и УК РФ. Автор приходит к выводу о том, что разграничение торговли людьми и суррогатного материнства является актуальной проблемой не только на национальном, но и на международном уровне. С учетом рекомендаций, приведенных в докладе Специального докладчика ООН по вопросу о торговле детьми, приводится перечень обстоятельств, свидетельствующих о наличии умысла на торговлю людьми. Особое внимание правоприменителю необходимо обращать на то, была ли выплата денежных средств суррогатной матери обусловлена передачей ребенка. На это могут указывать отказ суррогатной матери от родительских прав и обязанностей в пользу заказчиков до рождения ребенка, а также включение в договор суррогатного материнства условий относительно обязательной передачи сурмамой ребенка и получении сурмамой денежных средств только после передачи ребенка. В статье предлагаются варианты изменения действующего нормативного правового регулирования в сфере суррогатного материнства в РФ.