Костылева О.В.

В статье рассматриваются нормы об уголовной ответственности за публичную апологию (оправдание, прославление) терроризма во Франции и Испании, анализируется их применение в свете свободы выражения мнения и правовых позиций органов конституционного контроля указанных стран. Подобные уголовно-правовые запреты направлены на предотвращение создания социального климата, который может стать питательной почвой для формирования террористического мировоззрения у неопределенно широкого круга лиц, что в свою очередь создает риск (нередко весьма абстрактный) совершения террористических преступлений. С одной стороны, это отвечает позитивным обязательствам государств по защите граждан от террористических угроз, но с другой — ставит вопрос о необоснованном смещении границы исключительности уголовного права (ultima ratio) и несоразмерности ограничений прав человека. Будучи мерой ранней превенции, норма об ответственности за публичную апологию в качестве обязательного признака последней зачастую не требует последствий в виде совершения террористических преступлений и даже создания реальной их опасности — то же касается и умысла на совершение данных преступлений. Указанные особенности, а также активное и неизбирательное применение рассматриваемых запретов в европейских государствах влечет постановку перед органами конституционного контроля вопроса о том, когда и при каких условиях реализация конституционного права на свободное выражение мнения (злоупотребление им) становится преступлением.

На протяжении XX–XXI вв. в отечественном уголовном законодательстве наряду с традиционными положениями о подстрекательстве к преступлению содержатся нормы, предусматривающие самостоятельную (вне рамок института соучастия) ответственность за публичные призывы к осуществлению преступной деятельности. В статье анализируются воззрения российской уголовно-правовой доктрины о соотношении подстрекательства с публичным возбуждением народных масс к совершению ряда преступных деяний в Уголовном уложении 1903 г., контрреволюционной и антисоветской агитацией и пропагандой, предусмотренных советскими уголовными законами, а также публичными призывами к осуществлению преступной деятельности в рамках действующего Уголовного кодекса РФ. Существование указанных норм в разные исторические периоды объясняется прежде всего ограниченными (в той или иной степени) пределами действия институтов соучастия и неоконченного преступления. Расширение же круга уголовно наказуемых деяний в первую очередь преследует цель наказывать за деяния, которые представляют опасность для существующего государственного строя, общественного порядка и безопасности. Вместе с тем пределы такой криминализации, а следовательно, и разграничение подстрекательства и публичных призывов не могут определяться простым техническим противопоставлением их признаков, а должны устанавливаться путем уяснения самого понятия «публичные призывы» к совершению тех или иных преступных деяний. Наблюдающиеся сегодня сложности разграничения рассматриваемых категорий не в последнюю очередь связаны с меняющимися на протяжении века законодательными конструкциями, что и предопределяет интерес к их историческому анализу.